Анатолий Шалагин - Потерянный рай. НКВД против гестапо
– Антенну рации заметить нетрудно – ответил незнакомец – Я понимаю, что моя просьба выглядит странно. Но поверьте, что это вопрос государственной важности…
– Почему я вам должен верить? Я отправлю в эфир, как вы его назвали, текст, а завтра на этом месте объявятся каратели. Ведь и такой сценарий возможен?
– Возможен – вздохнув, ответил незнакомец.
***
В кабинете начальника управления внешней разведки Министерства безопасности СССР раздался резкий телефонный звонок. Фитин, оторвавшись от кипы бумаг, лежавшей на столе, поднял телефонную трубку.
– Фитин у аппарата – уставшим голосом сказал хозяин кабинета.
– Здорово, тезка! – раздалось на том конце провода. Это был заместитель Фитина, весельчак Павел Судоплатов, руководившей советской контрразведкой и одновременно координирующий действия многочисленных партизанских отрядов и подполья на временно оккупированной территории СССР.
– Привет. Что-то ты радостный. Хорошие вести?
– Да, уж, неплохие. В районе Полоцка наши пустили под откос фашистский эшелон с живой силой. Тридцать два вагона утопили, представляешь?
– Ай, да молодцы! – Фитин прекрасно понимал, какая кропотливая работа стояла за такими вот радостными вестями. Понимал он и то, какой громадный вклад вносили партизаны и подпольщики в дело разгрома фашистских захватчиков.
– Слушай, Павел Михайлович, это еще не все. В радиограмме из этого отряда была сделана приписка. Слушай, читаю: « В Альпах снега мало, кататься на лыжах очень сложно. Грег»…
Не дослушав Судоплатова, руководитель советской разведки почти крикнул в трубку:
– Паша, бери бумаги и мигом ко мне.
Положив трубку на аппарат, Фитин с жадностью раскурил папиросу «Казбек» и начал нервно прохаживаться по кабинету.
«Как Грег оказался у белорусских партизан? Ведь он должен быть в Германии. Да, были проблемы со связью, но сейчас радиосвязь налажена, и сигнала опасности от агентов Грега не поступало. Может это немецкая провокация? – размышлял Фитин – Но какой резон немцам вести такую игру? А если они „накрыли“ Грега и под его видом внедрили в партизанский отряд своего агента? Но зачем? Да и Грег не мог им выложить все шифры. Ведь подлинный смысл радиограммы, которую зачитал Судоплатов, означал буквально следующее: „Нуждаюсь в срочной помощи. Операция под угрозой“. А может Грег, опять потеряв связь с Центром, специально отправил своего человека в отряд с заданием передать информацию в Центр? Но сеанс радиосвязи с Берлином был всего лишь пять дней назад».
Размышления Фитина прервал влетевший в кабинет Павел Судоплатов.
– Что ты по этому поводу думаешь? – спросил Фитин своего зама, отложив в сторону прочитанную радиограмму из далекой Белоруссии.
– Я думаю, что это наш Грег – ответил Судоплатов, отхлебнув горячий морковный чай, который минутой раньше в кабинет принес адъютант Фитина – Отряд Щербины – это по-настоящему боевая единица. Особисты в отряде надежные и опытные. Я думаю, что они бы раскололи провокатора. Да и потом, Павел Михайлович, чем мы рискуем? Вывезем Грега в Москву, и будем разбираться тут.
– Ага, если тот, кто выдает себя за Грега, будет нас дожидаться…
– Павел – Судоплатов соскочил со стула и начал ходить по кабинету – Ну сам подумай, какой резон немцам засылать в отряд агента под видом нашего разведчика, ведь мы его запросто расколем…
– Расколем, если нам удастся добраться до Белоруссии. А если эта операция специально разработана немцами для разгрома отряда? Мы клюнем на их удочку, и будем стараться всеми силами заполучить своего агента. А они по нашим самолетам выйдут на отряд. Как тебе сценарий?
Судоплатов молчал. Уставившись своим взглядом в портрет Дзержинского, висящий за спиной Фитина, он думал. Потом, опустив глаза на своего шефа, сказал:
– Одно из двух, Павел. Или в Берлине полный провал, и тогда немцы начали с нами игру, или Грегу удалось вырваться и добраться до партизан, и он торопиться сообщить нам о провале. Тогда у нас есть возможность поиграть с Берлином.
Фитин с интересом посмотрел на своего тезку. Он высоко ценил способность зама просчитывать комбинации на много ходов вперед.
– Да, в Берлине явно что-то случилось. И в любом случае нам нужно выходить на автора этой шифрограммы. Не поняв, кто ее отправил, мы не сможем понять размеры провала в Германии. Но и рисковать отрядом мы не можем – Фитин, помолчав с полминуты, продолжил – Давай, Павел, вот что сделаем. В ответной радиограмме этому Грегу нужно задать несколько вопросов. Правильные ответы на эти вопросы должен знать только настоящий Грег.
– Сегодня же сделаем, Павел Михайлович – улыбнувшись своей широкой улыбкой, ответил Судоплатов – И если ответы будут правильными, то к концу недели мы сможем вывезти Грега в Москву. Ну а если нет, то им на месте займутся мои ребята.
***
Группенфюрер СС и генерал-лейтенант полиции Генрих Мюллер уже давно любил шахматы. Когда у него впервые появилась эта тяга к осознанному передвижению фигур по шахматной доске, он уже и сам не помнил. Постепенно интеллектуальная игра стала для него своеобразным наркотиком, который стимулировал его мыслительные способности. Играя в шахматы с различными людьми, Мюллер сделал для себя открытие, которым не делился даже со своими близкими сослуживцами. Шеф гестапо убедился в том, что соперник, способный продержаться в игре с ним хотя бы до 30 хода, представлял для Мюллера определенную угрозу. Угрозу и в карьере, и в его устоявшемся за долгие годы мировосприятии.
Таких способных соперников было немного, и это Мюллера успокаивало. Но с другой стороны, ему было скучно без этого адреналина.
Пожалуй, самым сильным его соперником в шахматных баталиях был партайгеноссе Борман, который, хотя и не выигрывал у Мюллера шахматных партий, но частенько сводил их к ничьей. Группенфюрер, исходя из собственной теории взаимосвязи интеллекта игрока и степени его угрозы для себя, просто нутром чувствовал, что второе лицо в нацистской партии, ведет очень тонкую игру в политике третьего рейха. И этот «игрок» решал в судьбах большого числа людей, в том числе и самого Мюллера, очень многое. Для шефа гестапо не было секретом, что Борман обладает уникальным досье на всю политическую и военную верхушку Германии. Он был уверен, что в этом тайном скопище секретов немало страниц было посвящено лично ему, Генриху Мюллеру.
Но Мюллер не был бы Мюллером, если бы в один прекрасный момент не понял, что обезопасить себя в этой игре Бормана можно, лишь обладая не менее ценной, с точки зрения секретности и компрометации, информацией против самого партайгеноссе и других главарей рейха. И, поняв это, группенфюрер стал формировать свое досье. Делать это ему было несложно. С одной стороны он, как шеф гестапо и полиции, нередко общался с такими типами, которые знали очень многие секреты нацистских бонз. С другой стороны на него работало почти 25 тысяч так называемых агентов «V», которые за деньги, а чаще безвозмездно, снабжали Мюллера информацией. Такая бессеребрянность агентов объяснялась просто. «Папаша Мюллер» знал об агентах такое, что те в свою очередь готовы были рассказать о ком угодно и что угодно, лишь бы шеф гестапо не разгласил всему свету их самые сокровенные тайны. А тайн было немало, от махинаций с финансами рейха до сексуальных извращений. Кроме этого Мюллер обладал информацией и о генетических корнях многих видных деятелей партии и государства. А это в свете неприкрытой юдофобии верхушки рейха, могло отразиться не только на карьере агента «V», но и на его жизни. А жить хотели все. И такие агенты гестапо были и в Абвере, и генеральном штабе, и в министерстве иностранных дел, и даже в рейхконцелярии под боком самого Бормана.
Для себя лично Мюллер отождествлял людей с шахматными фигурами. Фюрер, хотя и был «королевой», но являл собой слабую фигуру, которая нуждалась в постоянной защите со всех сторон. Ближайшее окружение Гитлера тоже было слабоватым. «Ферзи» Геринг и Гиммлер могли многое, но при желании их уничтожить была способна и группа «пешек». Гейдриха1819 он ассоциировал с прямолинейной «ладьей», которая двигалась только по прямой, как, впрочем, и сам твердолобый Гейдрих. Геббельсу он отводил роль «коня», зажатого рамками своих зигзагообразных действий, что делало его очень удачной мишенью. Себя лично, как, впрочем, и Бормана, Мюллер относил к отряду «офицеров», которые «простреливали» все диагонали и держали под контролем всю «шахматную доску».
Мюллер уважал сильных «игроков». Он по себе знал, как это важно для интересов дела просчитывать комбинацию намного ходов вперед. Люди, которые не могли думать, вызывали у него скуку и раздражение. В своем аппарате он держал людей исполнительных и преданных лично ему, но интеллектуально недалеких. Иметь рядом человека умного группенфюреру было не с руки. Да он, Мюллер, пришел в гестапо не с улицы. У него за спиной была первая мировая война, где он стал профессиональным летчиком, награждение двумя железными крестами, многолетняя служба в криминальной полиции и работа в созданной под покровительством Геринга тайной полиции Баварии. Но, увы, у него не было опыта работы в партии. В НСДАП его приняли лишь в 1939 году. И чего это ему стоило! Хорошо, Гиммлер помог, а то беспартийного шефа гестапо запросто мог подсидеть какой-нибудь дурак с партийным билетом в кармане.
